Перепутье третье - О`Санчес

Еще через сутки прибыл – и тоже в одиночку – великий маг Татени Умо, глубокий старик, с жиденькой белой бородкой и с робким взглядом голубых выцветших глазок, предъявил недоверчивому, до предела мнительному в эти дни, герцогу Когори Тумару две пайзы: одна старого образца, еще от умершего императора, вторая от его сына, ныне здравствующего императора. Пришлось верить. И этому выделили отдельный шатер, двоих слуг, вдобавок, прикрепили для потребной помощи двух полковых жрецов помоложе и повыносливее – старый тут же принялся камлать, волховать и колдовать… пусть колдует, может, пользу какую принесет… Где Санги Бо, почему задерживается?

Только, было, притерпелся Когори Тумару к новостям, как новые воспоследовали, да какие гнусные! Старый этот… дурень не дурень… маг этот… Одним словом, гадал маг на «сердечные» обереги: собрал их с Когори Тумару, с маркиза Короны, с Керси Талои, с Докари Та Микол, с остальных рыцарей. Гадал-гадал, почти сутки подряд провел, в плясках и завываниях, пену со рта роняя, – нагадал, горулин сын! У всех все хорошо, все с собою захватили обереги, как приказано, а с маркизом Короны – тревога! Когори Тумару так взбесился по итогам сего камлания-гадания, что чуть на кол не усадил и колдуна, который, между прочим, дворянского имени, и подручных его! Но колдун, несмотря на неказистость внешнего вида, проявил себя человеком не робкого десятка, держался и вещал твердо, не терпя возражений: немедленно, безоговорочно сердечный оберег маркиза Короны Хоггроги Солнышка вернуть в удел, вплотную к оберегам сына и жены! – А самого маркиза – тоже в удел??? – Ни в коем случае, – успокоил старик: маркиз нужен здесь и только здесь. И то хлеб… Ладно, пайза – вещь не случайная, императором дарованная, следует слушаться, в пределах «ейных» полномочий.

А все-таки Когори Тумару решился, своею властью все приостановил, и из неприкосновенного запаса выпустил нарочного птера к Его Величеству, да не простого, а драгоценнейшего: приколодованного, одного из двух имеющихся, способных – но только однажды – найти обратный путь и лететь едва ли не вдвое быстрее обычных. На следующий вечер пришел ответ-приказ, подписанный лично императором Токугари: добытое гаданием – выполнять неукоснительно! Что ж… Надо выполнять.

И речи быть не могло, по обстановке и по времени, чтобы маркизу самому туда-сюда мотаться, это и без гадания понятно, посыльный надобен. Хотя, конечно же, по маркизу видно было: сию секунду готов мчаться домой, хотя бы на миг туда попасть, дабы своими глазами глянуть, понять – как оно там, все ли в порядке?.. Но с посыльным вышла незадача не меньшая: только, было, снарядили Керси Талои (уж он-то все пути-дороги в родные края знает, человек умный и надежный) с поручением, ан опять старый жрец визжит: нельзя никуда отлучаться рыцарю Керси из рода Талои, ибо он здесь предельно необходим, дескать, тоже призван судьбою!

Покуда Когори Тумару брызгал слюной и выбирал, кого бы убить за какие-нибудь вины, Хоггроги Солнышко недобро молчал и о чем-то думал у него в шатре, без суеты, мыслями своими ни с кем не делясь. «Сердечный» оберег – это очень важно, это как личный меч для самой души: утратил оберег – жди бесчестья, бед, себе и близким, вдобавок, на долгую жизнь не надейся! Ну, положим, если говорить о долгой жизни, то маркизам Короны здесь незачем расстраиваться, долгая жизнь для них не предусмотрена, древнее проклятье-подарок еще никто не отменял, а вот с оберегом как быть…

– Может, князь Докари согласится, а, дядя Когори? Рыцарь из самых лучших, дорогу ко мне в удел знает, бывал уже посыльным от Его Величества…

– Что значит – согласится? Прикажу и исполнит. Да только этот облезлый крысеныш, небось, опять возопит с запретами. Клянусь богами, когда и если вся эта свистопляска благополучно закончится, я этого брадатого мудрилу собственною рукою… То есть, по сути, рыцарю Докари ты доверяешь свой оберег, готов доверить?

– Да.

– Хорошо. Эй! Сударя Татени Умо сюда! Со всем его гадальным скарбом и побыстрее!

На удивление герцогу и маркизу, боги, устами жреца и колдуна Татени, против посланца Докари Та Микол возражать не стали.

Сказать, что Докари остался доволен поручением, на него возложенным – было бы откровенной неправдой, в глубине души он был уязвлен тем обстоятельством, что его младший друг, рыцарь Керси, вроде бы оказался важнее для судеб мира, нежели он, Докари Та Микол… Но – рыцарь должен с честью и до конца идти своею дорогой, какова бы она ни была!

– Я готов, и покуда есть во мне хоть одна частица жизни, я выполню все, и никто меня не остановит.

– Да уж, ты постарайся, Докари, для нас с маркизом, но и себя береги, ты ведь мне как сын. Мы с твоим батюшкой столько, бывало… Может, сопровождающих тебе дать, один десяток могу выделить?

– В одном десятке смысла нет, ваша светлость, если говорить о безопасности пути. Зато задержка обеспечена. Мы с Гвоздиком никого и ни в чем еще не подводили, ни разу не вызвали неудовольствие Его Величества, будучи его посланцами. Не подведем и впредь.

– Ну, смотри. Мы на тебя очень надеемся. Маркиз, хочешь что-нибудь добавить?

– Нет. – Хоггроги Солнышко шагнул к юному князю, обнял его осторожно и не удержался, хлопнул по спине.

Докари Та Микол сдавленно ойкнул в ответ, охи-охи Гвоздик, терпеливо ждущий хозяина вне шатра, обеспокоенно зарычал, и все трое рыцарей рассмеялись.

– Скачи, сынок, и пусть все боги мира благословят тебя в спину!

Докари Та Микол хорошо представлял себе путь, прямо в уме его наметил, даже и карты не надобно: сначала по имперской дороге, вдоль границы родовых владений, потом самым краешком – тут уж не миновать – по владениям Камборов, потом по сырым лесам… Океанию он обойдет южнее, потом на восток, заберет еще чуть покруче к югу…

А вот и тот самый перекресток, где, со слов Керси, тот повстречался с целым выводком баронов Камбор… А там кто-то есть! Боги, пусть это не будут Камборы! Не то чтобы Докари опасался стычки с ними, нет, он даже и спорить не станет: предъявит пайзу императорского гонца – и разъедутся мирно, без бурчаний и невнятных угроз… А просто неохота ему нарушать тот особый внутренний настрой, который приходит в дороге привычному путешественнику, то грустное, однако, чем-то даже сладостное состояние, когда тебе мнится, что из людей ты один-одинешенек на всем белом свете, и только дорога стелется под ноги, да верная Черника мчит ровной упорной рысью, не отвлекаясь, сберегая силы, да этот плут и разбойник Гвоздик, которому никакая усталость не способна помешать творить каверзы и баловство… Гвоздик! Ты чего это…

Гвоздик мчал, как обычно, впереди, потешно выбрасывая лапы, но, вдруг, по мере приближения к перекрестку, повел себя странно: хвост его, свернутый на время бега в колечко, развернулся в торчащую вверх свечу, уши запрядали – так шустро и Черника ими трясти не умеет, в лапах какая-то неуверенность… остановился, сел! Редчайший случай! И нет в его скулеже ни страха, ни злости, а только вроде как растерянность и… Радость, что ли? Не может быть! И откуда на этом перекрестке каменный истукан? Что-то он не припомнит такого. Камборы поставили?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});